При нем мама написала отказ и озвучила, почему его оставляет
У Димы (имена приемных родителей и ребенка изменены) две мамы, точнее три – кровная умерла еще до изъятия мальчика из семьи. Семьи неблагополучной, и за свои три года жизни в ней он успел увидеть многое из того, что не должен видеть ребенок. После изъятия он два года пробыл в учреждении, а потом попал в приемную семью.
У мальчика были серьезные поведенческие трудности, в том числе – сексуализированное поведение. Справиться с помощью специалистов, к которым обращались родители, не получалось. Мама считала, что ребенок негативно влияет на других детей, и потому отдала его на пятидневку в интернат. Там Диму стали избивать другие дети.
Оказываясь дома и понимая, что в понедельник нужно вернуться в место, где ему плохо, Дима вел себя еще хуже, чем раньше. В школе он не учился. Если учитель был жестким, просто молча бездельничал, если мягким – мог обругать матом. Устроить в другую школу было проблематично. Его не брали ни в государственные, ни в частные.
– Если мальчик видел, что за ним наблюдают посторонние, то был очень послушным, милым ребеночком, который мог залезть на ручки, хотя ему шел девятый год. Но когда ему казалось, что его не видят, он вел себя, как уличный ребенок – ругался матом, дрался до крови, мог толкнуть, повалить другого ребенка, кинуть камнем. Сам мог залезть на высокое тонкое дерево, – рассказывает Татьяна, опытная многодетная приемная мама.
С Татьяной Дарья, приемная мама Димы, познакомилась, когда искала ребенку другую школу. Семью уже вели специалисты проекта «Близкие люди» БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам».
Мальчика все-таки удалось перевести в другую, частную школу, где его точно не били, приставили к нему тьютора, который следил за его поведением. Причем школу оплачивал фонд, а тьютора мама. Поведение Димы стало лучше, но все равно через год все закончилось возвратом. Дарью пугало сексуализированное поведение, она боялась, что это как-то скажется на ее кровных детях, она очень хотела помочь мальчику, но не справлялась.
Тогда встал вопрос о передаче Димы семье Татьяны, которую он знал уже два года, бывал в гостях.
Когда только зашел разговор о том, что мальчик переедет в новую семью, он отнесся к этому известию совершенно спокойно. Потому что был уверен – это все несерьезно, игра, и Дарья вернется за ним, он уедет. Когда начал понимать, что все серьезно, стал отказываться, психологам пришлось долго работать, чтобы он понял: если отказывается, то у него дорога – в интернат. На момент отказа ему уже было десять лет, и потому, по существующим законам, он должен был писать официальный отказ от одной семьи и согласие идти в другую семью. На этой процедуре должны присутствовать оба родителя – сдающий и принимающий.
– Тяжело было всем, – вспоминает Татьяна. – Нам помогала психолог Алена Синкевич, возглавляющая проект «Близкие люди», она вела нас все это время и сглаживала эмоции. Но все равно было ужасно.
Дима не верил, он до конца был уверен, что его просто пугают, что сейчас вот все закончится и будет, как раньше. Но вот все происходит, при нем Дарья пишет отказ, озвучивает, потому что так положено, все, из-за чего она хочет отказаться от мальчика. А он все это слышит.
Когда Татьяна с Димой вернулись домой, Дима словно окаменел, не показывал совсем никаких эмоций. Первые недели у него было два вида поведения, сменявшие друг друга. Первый – эмоциональная окаменелость, длившаяся часами, когда он по пять часов сидел, перекладывая свои вещи, что-то чертил на листочке, рвал бумажки. Потом он резко начинал выплескивать эмоции, накопленные за эти часы – визжал, кричал, бросал вещи, прыгал с одной двухъярусной кровати на другую, на спортивный комплекс.
– Нужно было поймать такой момент, когда он уже устал, то есть способен услышать, но еще не успел нечаянно причинить вред себе или кому-то, и сказать: «Все, Дима, хватит, успокойся», – говорит Татьяна. – Он опять сдувался, словно выключался и вновь каменел. Среди наших детей – Ульяна, умственно отсталая девочка, тогда ей было 20 лет, сейчас – 24 года, по сути – вечный ребенок, с удовольствием играющий в песочнице. Мы были в деревне и с моей мамой видели, что сейчас Дима выдаст «бешеную реакцию», ждали взрыва. И вдруг Ульяна подходит к нему именно в тот момент, когда он уже взорвался, обнимает и говорит: «Пойдем, за вишенками сходим». Он начал успокаиваться прямо на глазах, потом взял Улю за руку и они вдвоем пошли за вишенкой. Уля вообще нам очень помогла тогда, в период адаптации. И они до сих пор очень дружат, правда, Дима перерос Ульяну и ментально, и физически, и сейчас скорее он ее опекает.
О чем еще рассказала героиня
Пшенная каша
www.gastronom.ru/
— Анна,раз вы вскользь упомянули полдник,ужин и свободное время,давайте проведем небольшой опрос и обсудим все тонкости проживания в «большом общем доме». Для начала поинтересуюсь: чем вас кормили?
— Еда в нашей столовой всегда была просто пальчики оближешь! Нам давали каши,сырники,запеканки,аппетитные супы. Еще мы лакомились вкусной выпечкой,йогуртами,фруктами и сладким.
— Как обстояли дела с одеждой? Хотелось наряжаться помоднее?
Мода. Одежда. Магазин.
СС0
— Одевали меня и моих «соседей» отлично! Всех ребят отвозили в магазин,чтобы выбрать хорошие и красивые вещи.
— Чем еще снабжают «жителей» учреждения?
— Всем без исключения предоставляют «мыльно-рыльные» принадлежности и канцелярию. По праздникам девчонкам покупают косметику,мальчишкам — настольные игры и приставки. Не обходится без сладостей.
Конфеты.
СС0
— Как обстояли дела с культурным воспитанием?
— Мы выезжали в парки,музеи,на разные мероприятия. Бывало,нас навещали аниматоры и интересные люди,которые рассказывали поучительные истории.
— А карманные деньги вы получали?
— Да. Примерно 30 рублей(да-да,вы не ослышались) в месяц. Правда,я не знаю,зачем они. К тому же,в детском доме и так всего достаточно. Кстати,с 16 лет нам разрешали работать.
Рукопожатие. Работа.
СС0
— Аня,кто для вас самые важные люди?
— Директор детдома и один из воспитателей. Они поддержали меня,когда я впала в депрессию и ничего не хотела. Звонили,писали и приезжали даже в свои выходные.
— Как вас после совершеннолетия отправляли в свободную взрослую жизнь?
— Нам объясняли,как экономить. Заселяли в социальную комнату и на две недели выдавали определенную сумму,чтобы научить жить на нее. После выпуска я также получила деньги — на первое время,до стипендии.
«Умственная отсталость» или «задержка развития» детей
Часто бывает, когда ребенок из детского дома не знает, не умеет или не понимает большую часть совершенно элементарных вещей, которые для его «домашних» сверстников совершенно естественны. Например, что грязную одежду не выбрасывают, а стирают, или что родители уходят на работу, приходят, на заработанные деньги покупают в магазине еду, готовят ужин — так устроены товарно-денежные отношения. Когда уже достаточно взрослый ребенок не знает, что такое времена года, все, кто не знаком со спецификой таких детей, думают: «У ребенка, мягко говоря, задержка развития или умственная отсталость».
Почему?
Это просто наследие прошлой жизни, а не органическое поражение головного мозга. В кровной семье ребенком никто не занимался, а в детском доме он просто не видел, как мама ходит на работу и покупает продукты, в столовой ему давали готовую еду, он не знает, что такое мыть посуду. Но эта задержка развития абсолютно компенсируемая, все пробелы можно быстро наверстать. И приемный родитель должен быть к этому готов.
Многим кажется, что раскачивание перед сном или просьбы вполне взрослых детей купить им бутылки с сосками — еще одно проявление умственной отсталости. Это классические последствия детского одиночества, никакого отношения к умственным способностям не имеющие. Попав в семью — естественную среду выращивания — ребенок пытается компенсировать этапы, не прожитые в раннем детстве, добирает недоданные объятия, заботу, сживается с ощущением защищенности. И если приемный родитель прошел нормальную подготовку, то такой период обычно переживается достаточно легко.
История:
Все восемь лет своей жизни Аня провела в доме-интернате. Она была «отказницей с рождения», а потенциальных усыновителей отпугивал ее диагноз — у девочки обнаружили тяжелую патологию центральной нервной системы, в результате которой Аня не могла ходить и постоянно пользовалась памперсами. Главным аргументом для ее будущей приемной мамы Ларисы стали слова сотрудников детдома: «Девочка интеллектуально сохранна».
Первые месяцы дома мама провела за консультациями: хотела понять возможности для лечения и реабилитации. Все визиты к врачам Аня переносила спокойно, никогда не плакала и не кричала.
Напрягалась Лариса из-за двух моментов. Во сне дочь постоянно сосала палец, из-за чего на нем образовалась незаживающая болячка. А дома у нее резко портилась дикция, Аня коверкала слова. Когда Лариса переспрашивала, девочка плакала, дело доходило до истерики. Наложилась и другая проблема — Лариса не могла уговорить дочь заниматься развивающими играми. Аня только раскрашивала картинки, да и то сильно «не по возрасту» (для детей 3 лет, очень простые и яркие).
Психолог не выявил у девочки отставания в развитии и каких-либо интеллектуальных нарушений и объяснил Ларисе причину такого поведения
Оказалось, дома, в семье, девочка пытается «отыграть» период раннего детства, когда она была лишена защиты и заботы мамы, прожить младенчество и получить от мамы именно то внимание, которое оказывают младенцу. Поэтому и были слишком детские занятия, сосание пальца по ночам и нарушения речи. С Ларисой и Аней начали работать психологи: маме снимали повышенную тревожность и обучали спокойному отношению к поведению ребенка, а девочке помогали пережить травму оставленности и вернуться в возрастную норму
Через несколько месяцев ситуация нормализовалась
С Ларисой и Аней начали работать психологи: маме снимали повышенную тревожность и обучали спокойному отношению к поведению ребенка, а девочке помогали пережить травму оставленности и вернуться в возрастную норму. Через несколько месяцев ситуация нормализовалась.
Рождение 5 младенцев
Несмотря на то, что в скором времени Диана и Александр станут родителями, все же решили не отступать от своего решения об усыновлении. Первых приемных ребят они взяли в 2012 году, причем сразу двоих парнишек. В 2013 году усыновили еще троих, а в 2018 году их семью пополнил еще один мальчик, но уже в подростковом возрасте, в 2020 году – сразу двое взрослых детей.
Супруги усыновляли подростков, т. к. знали, что их труднее всего устроить в семьи, нежели малышей. Изначально семья Родиковых жила в Макеевке, но после начала военных действий – переехала в Киев. По началу им пришлось нелегко – скитающаяся жизнь на протяжении года наложила свой отпечаток на психику детей. Однако родители пытались сделать все, чтобы сгладить травму.
Двое детей уже выросли и живут самостоятельно, дочь Светлана вышла замуж, и еще один сын уехал работать в другой город.
Мать этого огромного семейства была спокойной, тихой и очень милой женщиной. Отец Александр была заядлым трудягой. На новом месте к их семье относились с уважением.
В конце зимы 2021 года Диана получила звание – мать-героиня, но самое печальное то, что спустя некоторое время ушла из жизни.
Женщина заразилась коронавирусом от младших детей, которые принесли инфекцию из школы. Они учились очно, а старшие в онлайн. Причем болезнь поразила всех членов семьи: дети перенесли ее в легкой форме, а оба родителя попали в тяжелом состоянии в больницу. Сначала скончался отец, а следом за ним и мать. В один миг дети остались сиротами, кто-то из них уже второй раз, а кто-то впервые.
Самая старшая дочь семейства решила оформить опекунство на всеми осиротевшими ребятами, однако органы опеки сначала обнадежили ее, что помогут в этом, затем отказали. Дело в том, что ей было всего лишь 21 год, а разница с некоторыми детьми небольшая, поэтому сотрудники опеки посчитали, что она может не справиться с этой обязанностью.
В результате все ребята попали в детдом, а дом, в котором они жили, теперь перешел в собственность муниципальной власти. Даже родные дети Дианы и Александра не имеют никакого права на него. Жилье, состоит на балансе муниципальной собственности, и жить в нем можно до тех пор, пока существует детдом семейного типа.
Сестра, которая вышла замуж, частенько брала детей на выходные к себе. В понедельник, один из ее братьев – Денис вместо того, чтобы пойти в школу, пошел к мосту, и сбросился с него. Более того, он оставил видео, в котором рассказал, что пошел на этот шаг по своей воле, а не из-за травли в школе. Денис был одним из первых, кого усыновила семья Родиковых. В дом Дианы и Александра он попал, будучи еще совсем маленьким 6-летним мальчишкой. Он покончил жизнь самоубийством в 15 лет. Скорее всего, такой поступок была ничем иным, как отчаянием и неспособностью пережить смерть обоих родителей.
После этого трагического случая, дочери Светлане и ее мужу Николаю окончательно отказали в возможности опекунства. По сей день дети находятся в детдоме. Самым младшим из них по 9 лет.
Хроническое непослушание
Ребенок вообще не выполняет самые элементарные просьбы и указания родителей, и, естественно, это ужасно раздражает взрослых. Они чувствуют свою беспомощность, когда не могут сподвигнуть ребенка к самым простым вещам — вымыть руки, почистить зубы, пойти завтракать.
Почему?
Объясняется это тем, что у ребенка нет нормальной модели отношений, когда родитель главный, он защищает ребенка, заботится о нем, дает еду, тепло, одежду. В своей кровной семье ребенок имел другую модель, другую систему координат — от взрослых исходила не забота, а опасность (например, мальчика или девочку могли продать за дозу, и у нас есть такой подопечный), ребенок привык сам отвечать за себя и сейчас просто не понимает, почему нужно слушаться. Здесь нужна специальная работа.
История:
В приемную семью Маша попала в три года. Ей было 14 лет, когда ее мама обратилась в фонд за помощью. Девочка перестала быть управляемой — прогуливала школу, постоянно угрожала побегами, говорила о суициде. Родители подумали, что это подростковый кризис, а психологи, пообщавшись с Машей, выяснили: она очень болезненно воспринимает отсутствие знаний о кровной семье, без этой информации считает себя неполноценной и обвиняет приемную маму. «Раз она ничего не делает, чтобы найти моих родных, значит, недостаточно любит», — сказала она специалистам.
А дальше была детективная история поиска семьи. Оказалось, что когда Анна и Олег забирали Машу из детдома, им сказали, что ее родная мама погибла и кровных родственников нет. Помог случай: специалист перечитывал личное дело девочки и нашел название деревни, откуда родом мама. Он позвонил в сельскую школу, и так мы вышли на семью, а дальше случилось совсем непредвиденное: мама была жива.
Ребенок был внебрачным, мама собралась отказываться от него, и врач предложил: «Хочешь, я скажу родственникам, что ребенок погиб при родах?» И он сказал, мама написала отказ, а родственники думали, что ребенок погиб, и все эти годы молились об упокоении младенца.
Мы организовали и модерировали знакомство девочки с кровной семьей, но Маша осталась в приемной, это был ее выбор. Сейчас она нормально общается и с кровной мамой, и с приемной. И внутренний дискомфорт исчез.
Конечно, причины такого дискомфорта и постоянной тревоги ребенок сам обычно не может распознать (особенно если он еще маленький), как и объяснить свое поведение. Тут может помочь только профессиональный психолог.
Священники не советовали брать ребенка, а я спорила с ними
У нас родился больной ребенок, и врачи сказали: «Идите домой, ждите, когда умрет». Развитие оставалось на уровне трехмесячного ребенка, он улыбался и узнавал своих, но даже голову не держал. Мы сдавали анализы, ходили в платные и научные организации, я надеялась, что нам что-то скажут и помогут, но нет. Никаких прогнозов, ничего, наоборот: вам лучше не рожать или попробовать родить от другого мужчины. У нас брак венчанный, как можно говорить: «Найдите другого мужчину», бред какой-то.
Правда, муж со мной фактически не жил все эти пять лет, я поднимала ребенка одна. Он был в длительных командировках и зарабатывал деньги, дома почти не бывал. Вероятно, ему было тяжело перенести болезнь сына. Когда мы лежали в больнице, я видела, как приходят другие мужья и сопереживают, а он не смог принять эту ситуацию. Любил, но на расстоянии. Он хотел нормального ребенка, с которым будет играть в футбол, разговаривать и хвастаться его успехами.
Через пять лет сын умер. У нас не было другого варианта, кроме усыновления, и все само собой пришло к этому. Мы с мужем еще до свадьбы решили, что усыновим кого-то. Мы были студентами, хотели большую семью и думали, что нашей любви, энергии хватит на всех. Муж общительный, эмоциональный, и я такая же, мы были «зажигалки» и любили весь мир. Потом я поняла, что муж не осознавал, на что соглашался, и вообще сам был инфантильным ребенком. Но на тот момент я готова была тянуть все одна.
Год я ездила по больницам, вышла на работу, путешествовала, достроила дом и поняла, что в нем не хватает ребенка.
Я разговаривала с разными священниками, монахинями, и часто они не рекомендовали усыновлять. Потому что таких детей растить тяжело и возможны возвраты.
Ни один не сказал: «Классно, молодец, давай забирай». Наверное, они знают больше несчастных историй, чем мы.
Я спорила с ними, говоря, что взять сироту — все равно, что построить храм. Меня это не остановило, хотелось спасти всех и дать всем любовь.
Я читала, что не надо усыновлять, если умер свой ребенок. Я с этим не согласна. Сразу, конечно, идти не надо, необходимо выждать время. Это очень тяжело, первое время ты просто воешь, когда у тебя родного отняли, живешь на кладбище. Но все же у меня была пауза длиной в год. И если подойти к этому обдуманно, почему нет?
Четвертая семья в жизни Полины
Когда Полине было три года, ее изъяли из кровной семьи, мать лишили родительских прав. Вскоре, правда, она оказалась у приемных родителей и даже как-то не задумывалась, что они не родные. Ей казалось, что это ее семья. Что это не так, Полина с болью поняла, снова оказавшись в детском доме спустя почти шесть лет. Приемные родители мотивировали возврат тем, что ухудшилось поведение девочки.
Вскоре объявился кровный отец, вышедший из тюрьмы, забрал девочку домой, а через несколько дней вернул обратно.
Через полтора года Полина попала в новую приемную семью. Оказалось, ее вместе с подругой взяли как бесплатную рабочую силу – ухаживать за собаками. Собак было очень много, девочки их выгуливали, кормили, убирали за ними. Еле продержавшись полгода, они сбежали…
Со Светланой Строгановой, главой родительского клуба фонда «Арифметика добра», многодетной приемной мамой, Полина познакомилась на театральном фестивале «Я не один», в котором участвовали дети из детских домов и приемных семей.
– Я не планировала брать еще детей, потому что у меня уже было трое приемных и последнюю дочь я взяла как раз за два года до появления Полины, – говорит Светлана.
Сначала было знакомство в лагере «Поленово», потом встреча на театральных показах в Москве, переписка. Девочку пригласили в гости на зимние каникулы.
– Когда я приглашала ее приехать к нам в гости, я понимала, чем, скорее всего, это закончится. Она должна была посмотреть на нас, мы на нее, – рассказывает Светлана. – Устроит ли ее, что в семье столько детей, или, может быть, она скажет: «Слишком много людей, и вообще семья не очень – не миллионеры. Потому что у детей-сирот порой есть ожидания, что в приемной семье трехэтажный особняк, дорогая машина. Мы же живем в обычной квартире.
В конце каникул, когда Полине надо было ехать домой, я задала ей вопрос: хочет ли она приехать сюда насовсем. Она сказала, что да. Я предупредила, что обратного пути не будет, кто сюда приходит, обратно уже не уходит – разве что замуж.
В марте 2018 года я забрала ее из Челябинска.
К появлению нового члена в семье, как обычно, готовились основательно. Все дети, кровные и приемные, ходили к психологу, прорабатывали те моменты, которые могут дать какие-то сложности. Когда Полина приехала, она тоже получала помощь психолога. Готовили ее специалисты и в детском доме.
Светлана Строганова с приемной дочерью Полиной
– Я была готова к самому тяжелому варианту, и для меня – из разряда чудес, что адаптация прошла почти гладко, ведь я понимаю: если бы со мной так обходились люди несколько раз в жизни, мне сложно было бы кому-то поверить вновь. К счастью, Полина рискнула, доверилась нам.
Важно, чтобы ни у ребенка, ни у родителей не было каких-то ожиданий, иллюзий. Я все моменты проговаривала с Полиной, а со своей стороны всегда была уверена – ребенок не должен соответствовать моим ожиданиям. Когда она пришла к нам, плохо училась
Ну и что? Как еще она должна учиться, если в детском доме никто ее учебой особенно и не занимался. В школе, скорее всего, просто ставили тройки, чтобы не возиться
Когда она пришла к нам, плохо училась. Ну и что? Как еще она должна учиться, если в детском доме никто ее учебой особенно и не занимался. В школе, скорее всего, просто ставили тройки, чтобы не возиться.
Не было ожиданий и не было причин для конфликтов.
Мы не обсуждаем с Полиной ее прошлую жизнь. Предполагаю, что она это делает с психологом. Мне же просто рассказала все, как свою историю, но на обсуждения не идет, видимо, нет внутренней необходимости. Но она знает, что в любой момент, если она захочет, я готова.
Впервые опубликовано 24 июня 2019 года
Можно ли найти правильных родителей
– Будем надеяться, что в ней он будет жить долго, – говорит Алена Синкевич. – Но точно ли так будет, мы не знаем.
Нередко бывает, что приходит ребенок в семью после нескольких возвратов и мы сразу говорим ему: «Предыдущие родители все были неправильные, а вот эти правильные, они у тебя навсегда, с ними все будет хорошо». И через некоторое время это заканчивается возвратом. Потом приходит следующая семья, и мы снова говорим: «Те были неправильные, а эти навсегда». Поверит он или нет? Конечно, уже не поверит.
Фото: unsplash
Если семья берет ребенка под опеку и заранее знает историю его возвратов, очень важно понимать и транслировать: «Мы тебя растим, мы будем за тобой ухаживать, мы будем тебя утешать, когда у тебя неприятности. А про любовь подождем. Может, она будет, может, ее не будет»
Надо быть осторожнее с обещаниями ребенку. Тем более, что он и не поверит
Может, она будет, может, ее не будет». Надо быть осторожнее с обещаниями ребенку. Тем более, что он и не поверит.
– Часто, возвращая ребенка, приемные родители не говорят ему правды, – говорит Алена Синкевич. – И это очень жестоко. Если у ребенка была сформирована хоть в каком-то объеме привязанность, а родители сказали, что отвозят на время, он может начать хранить верность этим родителям и это для него закрывает возможность дальнейшего поиска семьи. Есть определенные профессиональные правила, как проводить возврат, чтобы, оставаясь очень тяжелым испытанием для ребенка, он был как можно менее разрушительным.
– Какая семья могла бы справиться с тяжелыми детьми, у которых полное нарушение привязанности, серьезные поведенческие проблемы?
– Это должны быть люди, у которых есть возможность заниматься очень много именно этим ребенком, которые умеют пользоваться помощью профессионалов, и у которых много собственного психологического, эмоционального ресурса и которые знают, как его восстанавливать. Потому что дети с нарушением привязанности и поведения съедают силы и тратят ресурс очень мощно. И если нет умения его поддерживать и специально за этим следить, то это проблема.
– Не всегда ресурсы семьи связаны с количеством детей, – говорит Алена Синкевич. – Например, в семье, где ребенок единственный, по идее, есть ресурс времени, но запросто может случиться так, что супруги привыкли жить по размеренному плану, у них уже устоявшийся уклад жизни, скажем, по вечерам они смотрят кино, в субботу идут на фитнес, а в воскресенье в музей… Появление ребенка может нарушить этот уклад, и родителям порой трудно принять это, если у них совсем нет родительского опыта, понимания, что дети всегда учат жертвовать своим расписанием.
«У Димы сломана душа»
Сексуализированное поведение ушло буквально за несколько месяцев. В самом начале, дома, Татьяна поговорила с Димой, как со взрослым человеком:
– Я сказала: «Это не опасно для других, и меня этим не испугаешь, я тебя не отдам за такое поведение
Я вижу, что ты делаешь так, чтобы привлечь эмоциональное внимание других. Сейчас еще ничего, но когда ты вырастешь, могут быть проблемы». А еще я рассказала, как в нашей семье появился каждый приемный ребенок
Дима считал, что это у него все плохо, а у других – не жизнь, а сказка. Когда узнал, что все совсем не так, стал по-другому смотреть на многое
А еще я рассказала, как в нашей семье появился каждый приемный ребенок. Дима считал, что это у него все плохо, а у других – не жизнь, а сказка. Когда узнал, что все совсем не так, стал по-другому смотреть на многое.
Фото: Tommy Fjordbøge / Flickr
Агрессивное поведение ушло со сменой школы, со сменой общения, еще до того, как Дима попал в семью Татьяны. Во время адаптации была не агрессия, а некий неосознанный неконтролируемый эмоциональный выход. Он нечаянно причинял вред другим просто в процессе игры, причем чуть ли не постоянно. Например, играют дети, один раскручивает скакалку, а остальные прыгают по кругу. У Димы веревка-прыгалка зацепляется одному ребенку за ногу, а другому рикошетом ударяет по щеке. Дети уверены, что это – злой умысел, кричат: «Дима ударил!» Хорошо, что Татьяна все видела и объяснила ситуацию. Другой случай – дети катаются на горке на «ватрушках». Татьяна сажает наверху, муж внизу ловит, все спокойно. Но во время спуска Дима падает, роняет сестру Свету, они падают, Света ударяется очками о горку, ранит стеклом веко, вокруг все в крови, дети в ужасе. И родители вновь объясняют, что Дима – не виноват.
– Таких случаев было много, – говорит Татьяна. – Приходилось все проговаривать с детьми. Я им говорила: «У нас в семье у каждого свои особенности. Ульяна до старости будет, как маленькая, а еще вспомните, когда Света приехала, она не умела совсем разговаривать, Тимур – не ходил. Сейчас Света учится в школе, хорошо говорит. Тимур – бегает и прыгает. А у Димы сломана душа. Если другим мы лечим руки, ноги, еще что-то, то Диме мы лечим душу».
Дима считал, что все проблемы – от кровных детей, ведь Дарья отдала его, опасаясь за них.
И мстил, высказывая свои обиды, кровным детям Татьяны, он говорил им то, что хотел сказать тем, другим детям.
До сих пор они работают с психологом. Вообще с психологами проекта «Близкие люди» семья перестала плотно взаимодействовать только в этом году – остались консультации по телефону. А первые два года вся семья обращалась к их помощи беспрерывно.
– Я была готова к чему угодно во время адаптации, но не ожидала, что он будет рваться обратно, – признается Татьяна. – У меня было такое ощущение, будто я – инспектор по делам несовершеннолетних и забрала ребенка из кровной семьи в приют. Приблизительно такое отношение у него было ко мне и ко всему окружению. Около года мы были для него врагами, которые не пускают его к маме. Но при этом он общался и общается с Дарьей, приезжает к ней в гости. Сейчас переживает меньше, если она не позвонит или не может принять его, но по-прежнему готов примчаться по первому требованию.
Дима все четыре года называл Татьяну тетей Таней и на «вы», а Дарью – мамой. И только месяц назад, рассказывая о себе педагогу по рисованию, сказал: «У меня была мама, но я себя так плохо вел и поэтому она отказалась от меня, а теперь у меня другая мама – Таня».
– Уже года два, как Дима стал относиться к нам бережно. При нас Дарью называет по имени, не мамой. Он понимает, что по-человечески мне тяжело отпускать его к Дарье, и как-то старается сообщать об этом мягче.
С другой стороны, я понимаю, что если бы мы обрубили общение, то не факт, что у нас было бы все хорошо сейчас. А я вижу, как он больше и больше приближается к нам эмоционально.
Порой я обращалась к Дарье за помощью. Например, в позапрошлом году, в сильные морозы, Дима категорически отказывался ходить в шапке, просто, выходя из дома, прятал в рюкзак. Я поговорила с Дарьей, и она подарила ему шапку, и вот в той подаренной шапке он согласился ходить. В прошлом году я ждала ребенка и не могла с детьми летом выехать отдыхать. Дарья взяла Диму, когда они ездили на юг, я полностью оплатила билеты, питание, проживание.
Несмотря на то, что для меня вся эта ситуация с двумя мамами психологически не простая, я часто думаю: «Получается, у Димы много родственников, к которым он привязан, и это хорошо».
«Дали хорошего пинка»
По словам Марины Волхонской, после того как о её истории рассказал RT, отношение чиновников к ней резко изменилось.
«Сразу все стали очень вежливые. Когда возвращали детей, уже ко мне на «вы» обращались, больше никто не тыкал, грубо не говорил, как было, когда детей забирали. Видно, что им хорошего пинка дали», — говорит она.
Руководитель общественной организации «Иван-Чай», член Общественной палаты Элина Жгутова считает, что ситуацию удалось переломить благодаря совместным усилиям общественников и СМИ.
Кадр: видео YouTube / Информационный портал семейной политики Иван-Чай
«На последнем заседании комиссии по делам несовершеннолетних пытались ещё тянуть, говорили: «Мы подумаем, сразу решить не можем». Я прямо спросила: «Что мне журналистам говорить, если на 26 августа уже назначен суд по лишению родительских прав?» После этого быстро выпустили постановление и детей отдали», — рассказывает она.
«Теоретически они могут прийти в суд и отказаться от искового заявления, а суд может и не принять это заявление», — пояснила Жгутова.
Правозащитница намерена привлечь к ответственности сотрудников опеки, которые затягивали передачу матери детей.
«Мы будем добиваться, чтобы они ответили за произвол, когда отказывались матери, которую никак не ограничили в родительских правах, передать детей. Причём есть рекомендации отдавать детей из приютов в семьи, чтобы снизить риск заражения короновирусом, а Марине отказывали на непонятных основаниях», — говорит Жгутова.
Ольга, 25 лет
Я отказалась от ребенка с кучей диагнозов. Я забеременела, кажется, от скуки и от желания вырваться из своей семьи. А папа ребенка, узнав о беременности, тихо слился. Сказал, что его жена тоже беременна.
Работать я не могла — постоянно тошнило и мутило, деньги закончились, из съёмной квартиры пришлось съехать. Да и зачем бы она мне была нужна? Я строила там сказку на двоих, а тут третий оказался явно лишним. Для всех.
Я хотела сделать аборт сразу. Но мои родители — очень верующие люди. Они запирали меня дома, не давали никуда выходить.
При этом у отца была любовница, он брал меня на встречи с ней с детства. Я сидела в кухне и смотрела мультики. А они запирались в комнате. По дороге мне покупалось пирожное — и неизменно следовала просьба ничего не говорить маме. Та всю жизнь на таблетках-антидепрессантах. Мне постоянно рассказывали, на какой подвиг они пошли, что сохранили семью ради меня. По-моему, лучше бы развелись. А тут вдруг вспомнили о том, что аборт делать грешно. Почему я тогда послушалась? Не знаю.
В итоге я сбежала к подруге в соседний город. Сказала матери, что мне нужно в аптеку, села в автобус. Вещи подруга вывезла раньше тайком. Доносила ребенка и пришла рожать — подруга все устроила. Наверное, я так не хотела этого мальчика, что он таким и родился. Я тогда заморозилась, как робот. Врачи сказали, что можно отказаться — и, честно, я почувствовала облегчение. Я не могла, не умела дать ребенку ни тепла, ни любви. Я никого до сих пор не умею любить. Даже себя.
Я знаю, где мой ребенок. Моего сына никто не усыновил. На этом я пока ставлю точку. Мне нужно разобраться в себе и с собой — поэтому я на терапии. А дальше — посмотрим.
Крах надежд и новые планы
Анна и супруг обсуждали, что скажут старшей дочери. Они выбирали кроватку, одежду, игрушки для младшей доченьки. Родители собирали документы, приезжали в интернат. А потом раздался звонок, который перечеркнул все надежды семьи. Им сообщили, что девочка умерла от инфекции.
– рыдала Анна.
Муж пытался утешить, был рядом, но Анна очень тяжело переживала смерть младшей дочки, которая ушла из жизни в чужом месте, когда рядом не было родных людей. И однажды он обнял супруг и сказал: «Давай удочерим девочку. Видела, сколько в интернате отказников?».
Приехали родители мужа и Анны. До самого утра они размышляли, как будут воспитывать и растить ребенка с серьезным заболеванием. Все были вместе, все знали, что они справятся.
Сейчас в семье живет девочка с синдромом Дауна. Она, как солнышко, каждое утро освещает их дом. У Анны и мужа появился смысл жизни, а старшая дочка души не чает в младшей сестричке.
«Вот бы домой»
Мать и ребенок
СС0
Свою историю поведала еще одна выпускница детского дома Валерия Березова. В жизни ее мамы «настал переломный момент» — она,рассказывает Лера,стала выпивать.
Родительницу лишили прав на ребенка. Опеку взяла на себя прабабушка,но ее здоровье вскоре ухудшилось,и Березова в 2016-м оказалась в приюте.
Собеседница убеждает: «Для меня детдом — как садик. В нем живут такие же маленькие человечки. Только вот жизненная ситуация у них трудная».
Море,краб.
CC0
Развлечений здесь,отмечает,хватало. В таких учреждениях никого не обделяют,каждому покупают одежду и технику. Но «домой хочется все равно». А еще есть у Леры маленькая заветная мечта — попробовать тихоокеанского краба.
— А в какой школе вы учились?
— В обычной,общеобразовательной,с домашними детками.
— Как складывались отношения с одноклассниками?
— Конфликтов не было. Но и близкого общения тоже.
Младенец,роды.
unsplash.com
Кроме учебы,юная барышня увлекалась спортом и ходила в театральный кружок.
Жизнь после детского дома,уточняет,сложилась хорошо. Валерия вышла замуж,воспитывает малыша и учится в Академии гостеприимства,получила квартиру. Для себя и семьи стремится «к лучшей жизни».
